Бахтина В.А. (г.Москва)
Как свадебный дружка, М.К.Рябинин был хорошо известен в Заонежье, память о нем жива до настоящего времени[1].
Приговоры его (объемом 1009 стихов и около 94 пояснительных строк) находятся в числе неопубликованных материалов экспедиции Б.М. и Ю.М. Соколовых «По следам Рыбникова и Гильфердинга» (1926-1928гг.)[2]. Там же обнаружены меньшие по объему приговоры и некоторых других вершников Заонежья: Василия Ивановича Ефремова (д.Кургиницы, 107 стихов и 4 пояснительных строки),[3] Ивана Васильевича Егорова (д.Речка, 185 стихов и 19 комментирующих строк),[4] Михаила Степановича Зиновьева (Кижская волость, 117 стихов и 12 строк объяснений),[5]Николая Ивановича Панова (д.Вой-Наволок, 329 стихов и 8 пояснений)[6].
Все записи произведены в 1926 году, когда экспедиция работала в Кижской волости и на Пудоге. Трудно ответить на вопрос – может ли это свидетельствовать об отсутствии традиции приговоров в других регионах Карелии, или они не были своевременно там записаны?
Известно, что приговоры вершника относятся к числу импровизационных жанров, и доля собственного творчества у М.К.Рябинина при всей приверженности традиции достаточно высока. М.К.Рябинин относился к числу людей, склонных к сочинительству, о чем свидетельствует рифмованная автобиография и его стихи[7]. Был он наделен и артистическим талантом, что неоднократно подчеркивал в автобиографии: «Бывал за главного артиста // На спектакле в деревнях» или «Так как я имел таланты // Как находчивый артист».
В поэтической фактуре приговоров М.К.Рябинина выделяются три слоя: первый, наиболее незначительный, относится к общефольклорной традиции, второй – к локальной традиции Заонежья и третий – к личному почину исполнителя. Общим для ряда локальных традиций, в том числе Заонежской, было первое выступление дружки с приговорами в доме жениха за праздничным столом перед отправлением за невестой. Эта традиция зафиксирована и в Прикамье, и в Кинешском у. Костромской губ, и в Псковском у. и др[8].[текст с сайта музея-заповедника «Кижи»: http://kizhi.karelia.ru]
В книге В.П.Кузнецовой и К.К.Логинова о присутствии дружки в доме жениха и его сольном выступлении при застолье не упомянуто, по-видимому, из-за отсутствия материала. Таким образом, записи экспедиции Соколовых ликвидируют этот пробел.
Следующий свадебный эпизод – стояние дружки перед воротами невесты, перед крыльцом и в ее доме накануне венчания – будучи функционально очень важным, зафиксирован во всех местах, где дружка являлся обязательным участником свадьбы. Однако, в традициях, например, Прикамья, Устюгского у. Вологодской губ., дружка сразу и вежливо впускался во двор и в дом со словами: «Милости просим, друженька!» Здесь отсутствуют зрелищные и захватывающие моменты состязательности двух родов, проявляющиеся в изобретении невестиной стороной все новых и новых причин, препятствующих совершению свадебного ритуала.
В традиции Заонежской свадьбы на этом эпизоде было сосредоточено преимущественное внимание, что видно и в публикации 1915 года И.Колобова[9], и в материалах Соколовых. Но наибольший драматизм эпизод «Дружка у крыльца невесты» приобрел в присказках М.К.Рябинина. Во-первых, в соответствии с общефольклорной традицией он повторяется троекратно, во-вторых, содержит множество разнообразных препятствий, мешающих дружке обнаружить невесту в доме и соединить брачующихся. Длительность пребывания дружки М.К.Рябинина перед закрытыми воротами, сопровождаемого словесной перепалкой с родней невесты, продиктована следующими преградами: 1. Староста, представитель рода невесты, будто бы обронил на берегу реки ключи от дома; 2. Княгиня обернулась лебедью и улетела прочь; 3. Княгиня «куда-то ушла»; 4. «Ейна мать родила» — «надо ребенка окрестить»; 5. В доме «холодная печь – негде хлеба спечь»; 6. У невесты-грязнули не во что одеться: «надо плать¨в помыть»; 7. Невеста «ушла матерью покупать»; 8. Хозяйство жениха, по слухам, не в порядке: «коровы безроги, глиняны мосты… кони бесхвосты»; 9. «Кнегиня захварала»; 10. В доме невесты нечем кормить гостей.
Для сравнения: в приговорах И.В.Егорова встречаются только два препятствия, и то однотипных: 1. Княгиня улетела: «пухом запушилась и пером оперилась»; 2. «Повярнулась белой лебедью» и улетела. У Н.И.Панова пять: 1. Дом невесты не готов: «фатера не мыта и бук не бучен»; 2. В доме у одного из постояльцев жена родила; 3. Княгиня заперта, ключи потеряны; 4. Княгиня на коврах «улетела за сине море»; 5. Привязалась к княгине птица Мумра. В приговорах М.С.Зиновьева три: 1. Княгиню утащил орел; 2. Дом не готов к свадьбе: «квартера не мытена, квашня не печена и бук не бучен»; 3. Матушка княгини заболела.
Таким образом, на фоне Заонежской традиции М.К.Рябинин активнее использует возможности самого эпизода к расширению и наращиванию подробностей. Это расширение захватывает и содержание приговоров дружки, обращенных к князю после первого и второго бесполезного стояния у крыльца невесты, и его слова, произнесенные в доме невесты, когда, наконец, поезд князя во главе с дружкой будет туда допущен. Вероятнее всего, Михаил Кирикович перечислил некий приблизительный набор препятствий, предоставляющий ему право выбора, сообразуясь с обстоятельствами и ходом конкретной свадьбы. Завершаются приговоры М.К.Рябинина за праздничным свадебным столом после венчания. И вновь приходится констатировать его неординарность, поскольку приговоры других дружек Заонежья в этом свадебном эпизоде почти неизвестны (или не зафиксированы? ).[текст с сайта музея-заповедника «Кижи»: http://kizhi.karelia.ru]
В стилистическом отношении приговоры М.К.Рябинина представляют сплав общерусских формульных выражений, как специфичных для данного жанра, так и заимствованных из других жанров фольклора, типа: «У дверей придвернички, // У ворот придворнички»; или: «Есть ли тятенька родной? // Если татки нет родного, // Нет ли братца молодого?»; самохарактеристика дружки: «Бог надо мной, // Конь подо мной. // Богом я создан, // Князем послан»; юмористическая оценка дружкой богатств князя: «Сорок амбаров // Сухих тараканов, // Сорок кадушек // Соленых лягушек»; пожелания новобрачным: «Сколько видел пеньков, // Столько дай Бог сынков, // Сколько бы кочек, // Столько бы дочек» и др.
К подобным формулам добавляются специфические местные константы, обыгрывая которые М.К.Рябинин использует тот же способ расширения, нередко прибегая к лексике городских торговцев, лавочников, мелких служащих, лакеев и пр. В его оценках присутствует налет полуиронии, полунасмешки, ощущается стремление позабавить публику и спровоцировать веселье. Например, начальная формула его приговоров, направленная на привлечение внимания, вполне традиционна именно для Заонежья: «Час-перечас, // Помолчите на час» (типичнее: «Призамолкните на час»). Далее следует перечисление присутствующих. Традиционно в Заонежье используются варианты: «Стары старички, // Пожилые мужички, // Удалы головушки, // Седые бородушки» (Кузнецова, Логинов, №86), или: «Красны девицы, // Молоды молодицы, // Пирожны мастерицы, // Скоромны баловницы, // Пирожны лакомницы» (Кузнецова, Логинов, №88). У М.К.Рябинина соответственно: «Красны девицы, // Молодые молодицы, // Стары старички, // Пожилые мужички, // Гости застольные, // Все посторонние, // Подданы верны, // Хорошие, скверны, // Брюнетки и шпигалетки, // Трактирная братья и // Ночная шатия, // Феи да их кофеи, // Рабочие // И все иные прочие, // Барышни столичные, // Работницы фабричные, // Все рыжи, // Честны-бесстыжи…»
М.К.Рябинина отличает от других дружек региона стремление разбавить традиционный текст приметами и реалиями новой жизни. Перечисляя верных слуг князя, он в общефольклорный ряд: («соколы ясные», «орлы быстрыя», «звери скакучие») добавляет: «Лодки моторныи // Другие подводные», «Конны казаки», «Есть аропланы, // На них летчики» и т.д. В хозяйстве князя: «Дом с паркетными полами, // Кони с пышными хвостами, // И коровы все рогаты, // Одним словом, что богаты».
М.К.Рябинин, считая себя хорошим дружкой, не очень высоко оценивал собственные поэтические способности, понимая, что с Пушкиным, например, ему тягаться нельзя. В автобиографии он писал:
Ведь я не Пушкин, не умеюВ стихах все чувства описать,И потому не смеюСебя с поэтами ровнять.
Но интерес к поэзии Пушкина иногда проскальзывает в цитировании и варьировании пушкинских стихов. В автобиографии:
Все учился понемногу,Чему-нибудь и как-нибудь.А теперь уж, слава Богу,Могу немножко и блеснуть.
Блеснул он знаниями Пушкина и в приговорах. Витиевато сообщая гостям о завершении свадебного ужина, Михаил Кирикович умело и к месту вставил:
Князь недолго собирался,А сегодня обвенчался,И за пир честнойСел с княгиней молодой.
В приговорах М.К.Рябинина развивается, варьируется характерная для свадебной обрядности иносказательная система образов: невеста (княгиня) – куница, лисица, лебедь; князь или его помощники – охотники и ловцы («Повернусь я волком, // Перепрыгну через горы, // Забегу я в эти норы, // Куницу разыщу, // Все равно не упущу»).[текст с сайта музея-заповедника «Кижи»: http://kizhi.karelia.ru]
Но, помимо этого, немалое место отведено откровенно грубой, прямой эротике, в которой направленность желаний, действий, даже внешнего облика князя и княгини имеют сугубо интимный, но в свадебном обряде центральный и целесообразный смысл[10]. Ограничусь самыми скромными примерами. Внешний облик княгини: «У кнегини молодой // Юбочка с полосками, // Под юбочкой с волосками»; князя: «Брюки полосами, // Есть в брюках с волосами…» и т.д.
И хотя в имеющихся записях приговоров дружек Заонежья, и не только Заонежья, подобные фрагменты отсутствуют, полагать их характерологическими приметами М.К.Рябинина-дружки можно только предположительно. Вполне вероятно, что в других случаях подобные описания были или не произнесены информантами, или не зафиксированы собирателями, или не вошли в печатные издания. Например, Н.И.Панов, известный в Заонежье вершник, был, по свидетельству Ю.М.Соколова, при общении «как бы связанным и стеснялся не то нас, не то своих и, вероятно,пропускал. Говорил, что на свадьбе, когда немного подвыпьешь,и есть лицо (со стороны невесты), которое задает вопросы, то слово само бежит»[11]. Кстати,сказывая, он руководствовался тетрадкой, в которой был записан порядок «присказней».
В приговорах дружек обычно присутствует самопародия, а также пародирование участников свадебного обряда, осмеяние жениха и невесты, их дома, хозяйства. Этот смех и грубая эротика выполняют функцию предельного обнажения, откровенного веселья. Уничижение и снижение объекта в обрядовом фольклоре, как известно, способствует достижению, привнесению или увеличению материальных благ, а в свадебном обряде успешному выполнению функции продолжения рода и сбережения от вредоносных сил.
Самохарактеристика М.К.Рябинина как «находчивого артиста» подтверждается примерами из разных свадеб, в которых он принимал участие и о которых сообщил Ю.М.Соколову. Приведу один случай: «На одной свадьбе такой вопрос: «У нас приключилось горе, // Кнегиня молодая уплыла в море». Я отвечаю без подготовки: «У нашего князя молодого // И к этому приспособлений много: // Есть лодки моторны, // Другие подводны, // Суда с парусами // Да х.. с волосами. // Только станет, // Так все достанет».
Итак, присказки М.К.Рябинина, подготовленные к публикации в полном объеме в Институте мировой литературы, дают, сравнительно с традицией других регионов, и в том числе Заонежья, наиболее пространные тексты, сопровождающие разные этапы свадебного обряда. Они подтверждают специфику приговоров свадебного дружки, состоящую не только в сочетании традиционных начал с импровизацией на фольклорной и книжной основе, но и в открытости, в способности приспосабливаться к реалиям развивающейся жизни и к сиюминутной ситуации. Они поэтичны и грубы, лиричны и разухабисты, пронизаны юмором и доброй насмешкой. Они уникальны, как уникальна и личность относящегося к роду великих сказителей потомка, который, по его собственному признанию, увы, «Не вел знакомства // По сказанию былин», но зато «Бывал за главного артиста» на деревенских свадьбах, праздниках, представлениях.[текст с сайта музея-заповедника «Кижи»: http://kizhi.karelia.ru]
[1] Кузнецова В.П., Логинов К.К. Русская свадьба Заонежья. Петрозаводск. 2001. С.147. В дальнейшем при цитировании приговоров из данного издания ссылки даются в тексте.
[2] Полевая запись Ю.М.Соколова: Российский государственный архив литературы и искусства. Ф.1456, оп.1, ед.хр.28, л.539–589 (далее: РГАЛИ). Машинопись: Государственный литературный музей. Фольклорный архив.Ф.241, оп.1, ед.хр.59, л.1–32 (далее: ГЛМ).
[3] Полевая запись Ю.М.Соколова: РГАЛИ. л.428–432 (старая пагинация), л.118–122 (новая пагинация). Машинопись: ГЛМ. Там же, ед.хр.20, л.1–4.
[4] Полевая запись Ю.М.Соколова: Ф.1456, оп.1, ед.хр.28, л.470–480 (текст сведен не полностью). Неполная запись также в рабочей тетради Ю.Самарина: Там же, ед.хр.19, л.96–100 с об.. Беловой полный вариант в тетради С.П.Бородина: Там же, ед.хр.5, тетр. №1, л.6–11 с об. (новая пагинация ), л.7–12 (старая пагинация). Машинопись: ГЛМ, ед.хр.19, л.8–14.
[5] Полевая запись Ю.М.Соколова: РГАЛИ, ед.хр.27, л.233–238. С пропусками текст находится в рабочей тетради С.П.Бородина: Там же, ед.хр.1, л.32–36. Машинопись: ГЛМ. Там же, ед.хр.22, л.81–84.
[6] Полевая запись Ю.М.Соколова: РГАЛИ, ед.хр.29, л.681–689 (старая пагинация), л.122–132 (новая пагинация). Беловая запись в тетради С.П.Бородина: Там же, ед.хр.5, л.45об.-53. Машинопись: ГЛМ,ед.хр.46, л.1–10.
[7] ГЛМ. Ф.241, оп.1, ед.хр.58, л.1–4 об., л.4–8. Самозапись М.К.Рябинина, произведенная 25 июля 1926 г. Его стихи см. ед.хр.57.
[8] См.: Обрядовая поэзия / Сост., подгот. текстов и коммент. Ю.Г.Круглов / М., 1997. Кн.2 Семейно-бытовой фольклор. С.97–118, 555.
[9] Колобов И. Русская свадьба Олонецкой губернии Пудожского уезда Корбозерской волости. // Живая старина. 1915. №1–2.
[10] Отрывок эротического содержания из приговоров М.К.Рябинина был мною опубликован в книге: Русский эротический фольклор. Песни.Обряды и обрядовый фольклор. Народный театр. Заговоры. Загадки. Частушки / Сост. и науч. ред. А.Л.Топоркова. М., 1995. С.91–93.
[11] См. сноску 6.
// Рябининские чтения – 2003
Редколлегия: Т.Г.Иванова (отв. ред.) и др.
Музей-заповедник «Кижи». Петрозаводск. 2003.
http://kizhi.karelia.ru/library/ryabinin-2003/1.html